Код Шекспира - Страница 11

Его удивило, что письмо Блоджетта оказалось не менее ценным, чем доллары в Дубае. Охранник сразу же впустил его, когда проходившая мимо библиотекарша узнала имя продавца книг.

— Да-да, — весело проговорила она. — Вы от мистера Блоджетта. Он звонил. — На ее груди имелась табличка с именем, благодаря которой Джейк узнал, что ее зовут мисс Армвуд. — Вот ваш читательский пропуск, сэр. Он действителен на все время вашего пребывания.

— Спасибо, мисс Армвуд.

Войдя в главную галерею, Джейк сразу увидел, что Блоджетт сказал правду — здесь спокойно можно было провести несколько дней, а то и недель, просто разглядывая выставленные книги. Он прошел мимо импровизированного шоу мимов, устроенного в вестибюле, и отправился в легендарную галерею Джона Ритблатта, где хранились главные сокровища библиотеки. Там он некоторое время размышлял над происхождением общего права — первого Билля о правах — и первой книги, напечатанной не в Китае. Комната по непонятным ему причинам была пропитана атмосферой загадочности.

Как выяснилось, письмо мистера Блоджетта помогло ему и здесь. Любезная молодая библиотекарша нашла Роберта Грина в базе данных компьютера за считанные минуты и проводила Джейка в отдел, расположенный в углу. Извиняющимся тоном она сообщила, что он не имеет права взять книги с собой, но может оставаться здесь хоть целый день, работая в одной из кабинок или за столом, либо воспользоваться звуконепроницаемой комнатой, если пожелает.

— Понимаете, сэр, Британская библиотека предназначена только для серьезных ученых, — объяснила она. — Мы не выдаем книги на руки.

К несказанному изумлению Джейка, который до вчерашнего вечера не слышал о Роберте Грине, здесь оказалось более двух десятков томов с его пьесами и эссе. Он довольно быстро нашел «Крупицу ума, сторицей оплаченную раскаянием» — в библиотеке имелось полдюжины экземпляров, — отыскал пустую кабинку, уселся за стол, положил на него свой блокнот с ручкой и принялся читать.

Притча «Крупица ума» повествовала о двух братьях, один из которых был коммерсантом, другой — грамотеем. На смертном одре отец завещал первому все свое состояние, за исключением одной серебряной монеты, на которую ученому брату было велено купить столько ума, сколько за нее дадут, — у него якобы и того не было.

Но любимчик принялся тратить деньги с упорством безумца. И глупое отцовское «вразумление» обернулось против обоих братьев, оставив их без гроша. В тот момент и появился неотесанный краснолицый путник. «Ты ученый муж, всегда грустно видеть, когда такой человек живет в нищете», — молвил он ученому брату. Тогда брат Роберто (судя по всему, сам Грин) спросил, как тот может ему помочь. «Очень просто, — заявил путник, — ибо люди моего занятия зашибают деньгу благодаря таким ученым мужам, как ты». Джейк сделал кое-какие записи. Кто может использовать труд ученых для того, чтобы составить себе состояние? Неужели доктор Льюис попал именно в такую ситуацию? Был ли этот путник чем-то вроде школьного учителя? Судя по описанию, он совсем на него не походил. Джейк стал читать дальше. «И какое ваше занятие?» — спросил Роберто. «Правду сказать, сэр, я игрок». Игрок? Иными словами, актер — Джейк сделал пометку. Затем Игрок рассказал, что он богатый человек, такой богатый, что даже может позволить себе построить ветряную мельницу.

Джейк задумался над прочитанным. Как случилось так, что бедный актер стал состоятельным человеком? Каким образом он мог зарабатывать на ученых? Не говоря уже о том, чтобы разбогатеть. По его представлениям, актеры, за редким исключением, всегда жили на грани нищеты. И при чем тут ветряная мельница? Может быть, это намек на Сервантеса? Грин, кажется, жил примерно в то же время. «Посмотреть про Сервантеса», — сделал для себя пометку Джейк и продолжил чтение.

«Было время, когда житие мое было тяжкое, потому ходил я по деревням и городам и играл на „fardle“…»

Что еще, черт подери, за «fardle»? Джейк отправился в ближайший отдел словарей и выяснил, что это «средневековый струнный музыкальный инструмент, похожий на мандолину».

Затем Актер рассказал, что когда-то он был бедным кукольником, но сейчас дела у него идут значительно лучше: «Одна только моя доля игровой одежи стоит поболее двухсот фунтов». Очень интересно. Сегодня это несколько тысяч. Покупали ли актеры свои огромные гардеробы сами, или же те принадлежали театральным компаниям? Джейк пожалел, что он так мало знает о елизаветинской культуре.

Тем временем бесстрашный Роберт задавал вопросы Актеру, который продолжал перечислять свои заслуги: «За мои роли Дельфиуса и короля Фей я знаменит поболее, чем кто-либо из ныне живущих. Я показал двенадцать подвигов Геракла и поставил три сцены, в которых дьявол восходит на небеса».

«Я могу сложить прекрасную речь, — продолжал хвастаться он, — потому был Сочинителем, несшим мораль, это я насаждал ее в людские умы, это я семь лет был единственным, кто говорил за марионеток».

В качестве доказательства он продекламировал следующее:

Люди не ценят
Того, чему их учит мораль.

— Большое дело, — пробормотал Джейк презрительно. Чему учит мораль? Похоже на Ральфа Рида. Он никак не мог понять, почему Десмонд Льюис заинтересовался этим произведением. Дальше он прочитал о том, как Актер взмолился, точно ноющий неофит, ждущий похвалы: «Разве это не замечательное житие для мужа, могущего без подготовки складывать рифмы и говорить их? Если ты будешь делать это, ты сможешь получать больше». «Нет, мне и так достаточно, — ответил Роберто, — но как ты хочешь меня использовать?» «В создании пьес, конечно. Тебе будут хорошо платить, если ты согласишься».